«Гибридной победой России в Европе» назвала результаты выборов в Словакии журналистка Наталья Ищенко. Они подчеркивают, что в стране не была проведена настоящая декоммунизация – в частности не были опровергнуты мифы о Второй мировой войне, а спецслужбы провалили борьбу с российскими агентами (или даже сами оказались агентами Кремля).
Наталья не называет фамилий агентов, однако ответ лежит на поверхности. Роберт Фицо, чья партия получила наибольшую фракцию и, соответственно, право сформировать будущую правительственную коалицию, давно принадлежит к кругу «путинских друзей» в Восточной Европе – таких как нынешний венгерский премьер Виктор Орбан, бывший чешский президент Милош Земан или кум российского президента Виктор Медведчук. Но, как видим, не только это, но и обвинения в связях с калабрийским преступным образованием «ндрагета» и манипуляциях с деньгами ЕС Фицо не остановили.
Хотя «идейность» или даже политическую заангажированность этого откровенного популиста тоже не стоит преувеличивать – мы еще помним, когда в должности премьера Словакии он на совместной пресс-конференции с Арсением Яценюком (!) последними словами ругал российский «Северный поток» — потому что этот проект лишало его правительство грубых денег за транзит газа в Европу.
А вот словацкие избиратели действительно настроены в Россию лояльнее своих соседей. И хотя большинство из них таки симпатизирует Украине, поддержка эта едва ли не самая низкая в Восточной Европе. И я не сводил бы все только к коммунистическому наследию и стереотипному восприятию событий Второй мировой. Наконец, рядом с монументами в память о восстании 1944 года (и действительно культовое событие для коммунистической Словакии) есть живая память о советской оккупации 1968 года.
А отношение к россиянам и России в Словакии сформировано гораздо раньше — во времена, когда СССР не существовало даже в проекте. Людьми, которых здесь называют «будителями», потому что для становления словацкой нации, языка и культуры сделали столько же, сколько, скажем, Тарас Шевченко для украинцев. Собственно, они с Шевченко были современниками и тот даже вспоминал их в своих стихах.
В отличие от других славянских народов – поляков и чехов, скажем – словаки тогда не имели хоть какого-то устойчивого опыта собственной государственности. И делали только первые, не слишком уверенные шаги на пути национального самоутверждения. Так что вполне естественным казалось стремление «будителей» опереться на чье-то плечо. Желательно – на плечо того, кто сможет хоть и не в полной мере, но понять язык твоего народа. Следовательно, вполне логичным был поиск союзников среди славян.
Автором идеи «славянской взаимности» считают словака Яна Коллара (того самого, которого по словам Шевченко, украинские интеллектуалы того времени «читали изо всей силы»). В 1824 году Коллар напечатал в Пеште поэму, а точнее сборник сонетов под названием «Дочь Славы». В этом произведении он призвал славян объединиться. И намекал, что объединиться надо вокруг самого мощного и крепкого – припасть к «дубу, сопротивляющемуся неприязненному времени».
Ян Коллар. Фото: wikimedia.org
Два года спустя соотечественник Коллара Ян Геркель впервые использовал слово «панславизм». Поначалу им обозначали даже не движение (движения тогда и не могло быть), а скорее ощущение единства и солидарности между «братскими народами», среди которых особое место отводили России.
Правда, свое понимание «славянской взаимности» власти Российской империи продемонстрировали уже через несколько лет после призывов Коллара и Геркеля – во время подавления польского восстания. В сущности «братьям» не оставляли никакого другого будущего, кроме «слияния славянских рек в русском море» — как это в пароксизме великодержавной страсти формулировал российский же поэт Александр Пушкин.
Расправа над польским повстанцами произвела удручающее впечатление на тех, кто «сливаться» и терять самобытность ради единства не хотел, и заставила их по-другому посмотреть на «нелюбимую» Габсбургскую монархию. Так родился «австрославизм», которому хватало единства славян в согласии с Веной. А «панславизм» стал словом в большинстве своем ругательным, которым обозначали именно русофилию — обычно плохо скрытую.
Когда в 1848 году в Праге был созван «первый славянский съезд», которым должен был определить общие требования славян, россиян на него даже не пригласили — очевидно для того, чтобы съезд не объявили «совпадением любителей Российской империи» . Исключение сделали только для сбежавшего из России социалиста Михаила Бакунина. Впрочем, это не помешало немецким революционерам и Бакунину объявить царским шпионом, а участников собрания — панславистами, пусть даже и притворно «демократическими».
А самыми крупными русофилами на съезде оказались именно словаки. И на их позицию повлияло даже очередное подавление революции с помощью российских штыков – в конце концов, речь шла не о славянах, а об венграх, с которыми у словацких лидеров отношения никак не складывались.
В 1851 году мир увидел трактат «Славянство и мир будущего. Послание славянам с берегов Дуная». Его автором был отмечен Людовит Штур, один из самых известных словацких «будителей», которого по праву считают «творцом» словацкого литературного языка. В том, что он был автором трактата, правда, есть сомнения, потому что до появления «Послания» таких категорических изречений он себе не позволял. К тому же через несколько лет Штур погиб, еще и при странных обстоятельствах – якобы ранил сам себя во время охоты. Это оставляет широкое поле для предположений.
Людовит Штур. Фото: wikimedia.org
Что касается самого трактата, то его главной идеей был призыв к объединению славян под властью России – как будто бы единого славянского государства, на тот момент сохранившего самостоятельность (на тот факт, что несколько славянских государств были ею же поглощены – автор «Послания» предпочел не упоминать). Самодержавное устройство империи Романовых не признавалось препятствием для такого объединения, наоборот – объявлялось «удельно славянским». В отличие от «чужого» католицизма, от которого автор призвал как можно быстрее отказаться в пользу православия. В конце концов, и культура и язык в созданной под скипетром царей «семьи», по его утверждениям, должны быть также едины.
Если это произведение и не было создано в России или надиктовано оттуда – оно все равно откровенно приглашало его к экспансии к западу от собственных границ. И в этом, между прочим, напоминал призывы украинских «искателей царской ласки» XVII столетия. Разве что написанный был более современным языком. А российские границы за это время существенно продвинулись дальше, охватив большую часть не только Украины, но и Польши.
Интересно, что идеи изложенные в трактате «Славянство и мир будущего» удивительным образом перекликались с предложениями, изложенными в 1854 году в записке, представленной на царское имя Михаилом Погодиным – известным московским историком и одним из творцов так называемой «теории официальной народности» «, которую считают идеологической доктриной николаевской России.
Погодин предлагал создать под эгидой российского императора «Дунайский союз», в который должны были войти государства, освобожденные от австрийских и османских властей. Верховенство в союзе — сразу предупреждал автор этого «смелого» проекта — должно принадлежать российскому народу. Как самому многочисленному. Единственным литературным языком должен был стать русский. А столицей объединения, по убеждению Погодина, просто обречен был стать… Константинополь (в это время уже шла Крымская война и Погодин еще грезил победами).
Судя по всему Николай I ознакомился с почасовыми предложениями и даже не стал возражать. Из всех предложений ему, конечно, не понравилась идея создать польское государство. Но вряд ли проект не начали претворять в жизнь именно по этой причине. Главным было все же поражение России в войне и смерть Николая I.
Сын и преемник покойного, Александр II позволил Погодину и его единомышленникам создать в Москве Славянский комитет, который должен «противодействовать вражеской пропаганде» среди славян — шапка на воры в очередной раз пылала ярким пламенем. По инициативе комитета в 1867 году созвали новый славянский съезд – на этот раз в России. В Вене были, конечно, недовольны, но запрещать поездку своим подданным не стали.
Зато россияне использовали возможность, как говорится, по полной. Начав с того, что гостей заставили остановиться в Варшаве – и это после нового польского восстания. Да и дальше все шло по повестке дня, определенной хозяевами. Наконец, участники съезда вернулись домой недовольными. И даже в Словакии, в противоположность старому поколению политиков – русофилов, появилась так называемая «новая школа». Подобно чешским австрославистам, ее предводители призывали не ждать царской помощи, а искать взаимопонимания с Будапештом (Словакия входила в состав Венгерской короны).
Разочаровались в «братьях» и в Петербурге. После высочайшего всплеска панславистских настроений во время Русско-турецкой войны 1877-1878 года правительство Александра II решило не стимулировать лишний раз гражданскую активность и распустило Славянский комитет. А потом еще и рассорился с созданными по собственной инициативе марионеточными государствами на Балканах.
Казалось, панславизм и связанная с ним русофилия уходят в прошлое. Но не в Словакии. Здесь на помощь царю неожиданно пришла… венгерская власть. С ее абсолютно дискриминационными законами о «национальном равноправии» и образовании. Несмотря на названия, оба документа утверждали абсолютное господство венгерского языка — в том числе и в землях с невенгерским населением/ Опираясь на эти законы, словаки стали лишать даже тех незначительных достижений, которых они добились за несколько десятилетий ожесточенной борьбы за свои права.
И словацкие предводители снова вспомнили о «старшем брате». Самым активным пропагандистом идеи «российского патроната» над славянами в целом и словаками в частности стал Светозар Гурбан (Ваянский) – еще один классик словацкой литературы, вокруг которого тогда сплачивалась целая школа литераторов, которые, конечно, в большинстве своем разделяли его взгляды. К тому же преследование со стороны власти (а ему несколько раз пришлось даже побывать в тюрьме) создало ему ореол мученика, спорить с которым казалось кощунством.
Светозар Гурбан (Ваянский). Фото: wikimedia.org
Поэтому только с появлением нового поколения политиков, объединявшихся вокруг журнала «Глас» и его редактора Вавро Шробара позиции панславистов пошатнулись. Шробарь дружил с Томашем Масариком. Поэтому, если и разделял колларовую идею «прижаться к дубу», то предпочитал чешский ствол российскому. А еще один из критиков Гурбана, Милан Годжа стал даже советником эрцгерцога Франца Фердинанда, соглашавшегося с необходимостью превращения Австро-Венгрии в федерацию национальных образований (так называемые «Соединенные Штаты Великой Австрии»).
Правда, этот проект так никогда и не был претворен в жизнь. Франц Фердинанда был убит, его гибель стала поводом для первой мировой войны. А по ее результатам исчезла и Австро-Венгрия. Правда, еще раньше в небытие ушла Российская империя. О панславизме и русофилии снова забыли. Однако, как оказалось, не навсегда.
В конце концов, мы же не удивляемся попыткам некоторых наших соотечественников делать политические выводы по поэтическим призывам собственных национальных классиков. Пусть даже те жили в позапрошлом веке. А других классиков ни у нас, ни у словаков нет.
Специально для Politics News
Об авторе. Алексей Мустафин, украинский журналист, телевизионный менеджер, политик, автор книг научно-популярного направления
Редакция не всегда разделяет мнения, высказанные авторами блогов.